9 сентября - большой юбилей у Нины Николаевны Никоновой, геоботаника, картографа, автора и соавтора большинства карт растительности Уральского региона, созданных и опубликованных коллективом геоботанической школы академика П.Л. Горчаковского. В интервью, которое мы сегодня публикуем, Нина Николаевна поделилась воспоминаниями о своем детстве и юности в послевоенном Свердловске, о выборе и главных вехах своего профессионального пути.
Нина Николаевна, ваша семья переехала в Свердловск из эвакуации в 1946 г., вам было 8 лет, каким вы запомнили послевоенный Свердловск и свои школьные годы?
Я училась всего 9 лет. Так получилось, что у меня не было вообще 1 класса. Когда в 1945 г. меня привели в школу записывать, там сказали: «День рождения 9 сентября, семи лет еще нет, мы не имеем права вас зачислять». И первый класс я ходила в школу просто так, с подружкой, у которой мама была учительницей. Без оценок, без тетрадей, за компанию.
И в Свердловске пошли сразу во второй класс?
Да, и это было ужасно. Тяжело мне было, говор у меня был не такой, как в Свердловске, это мешало. Тогда девочки и мальчики ходили в разные школы. И вот мальчишки нас всегда встречали-провожали снежками или еще как. Помню, что хорошо стала чувствовать себя в школе только после 4 класса.
До пятого класса я ходила из Шарташского поселка, где мы жили, в школу №35, это военный городок в Пионерском поселке. В то время строился Березовский тракт. Строили пленные немцы и вокруг стояли наши солдаты с овчарками, охраняли. Нам надо было переходить тракт по дороге в школу, а там вода стояла по колено, не пройти. Помню, меня один немец подхватил и перенес, и я не испугалась, «спасибо» сказала и потом ему кусочек хлеба принесла. Военнопленные были добрые, очень мне это запомнилось.
Потом в связи с какими-то реформами нас оттуда перевели в сотую школу-семилетку на Софьи Ковалевской. Свердловск тогда был весь в сосновых лесах. Где сейчас улица Софьи Ковалевской, был сплошной лес, через который мы ходили в школу. Нигде было не доехать. Трамвай там пустили только после 1960 г.
Там же железная дорога, ее тоже пересекали?
Конечно, подлезали под вагоны или прыгали через переходные площадки. Пешеходного перехода там не было. Всегда было страшно подлезать под поезд, в школе были ребята с отрезанными ногами. Так что детство было трудное, но интересное. Мы постоянно ходили в какие-то кружки, играли в ножички, много было спортивных игр, которые сами выдумывали.
В 8 класс «по месту жительства» меня отправили в школу №24. Это была старая школа на Шарташе, на Проезжей, и идти до нее от дома приходилось часа полтора. Это был 8-9 класс, потом этой школе построили новое здание, перенесли с Проезжей в Шарташский поселок, там я ее и закончила в 1955 г. Больше всего мне в школе нравились последние классы. У нас хорошо был поставлен спорт, все ходили в секции, я в волейбол играла. Мне нравились география и математика, особенно стереометрия и тригонометрия, у меня от них «крыша ходила», как сейчас от ГИС. А вот русский язык не любила, постоянно делала какие-то ошибки. Помню, как-то написала слово Авдотья без мягкого знака, а у меня мама – Дуся. Прихожу домой, говорю: «Вот, четверку поставили..», а она: «Эх, ты, не знаешь, как мое имя пишется…».
В школе вы были отличницей?
Я была хорошистка. У нас в классе была группа «сильнейших», нас во время всяких контрольных выгоняли из класса к завучу, чтобы мы не подсказывали.
В автобиографическом очерке вы написали, что хотели после школы поступать в юридический институт, а на биофаке оказались случайно. Расскажите, пожалуйста, как вы оказались биологом?
Тогда старшекурсников и аспирантов из институтов посылали по школам пропагандировать их профессию. Очень полезное, между прочим, начинание. И вот, когда я училась в 10 классе, к нам пришел молодой человек из юридического института - такой симпатичный, увлеченный, и говорил так интересно! Вот я и решила, что пойду в Юридический, чтобы стать, как он. Прихожу туда в приемную комиссию, подаю аттестат, а мне говорят: «Нет, в этом году поступило распоряжение, что только человек, отработавший 2 года по юридической профессии, может поступать в институт».
Иду оттуда расстроенная мимо университета, думаю: пойду на геофак. Приношу документы, а мне: «У вас очки минус полтора, это для геолога не годится, мы вам не советуем», и не приняли у меня документы. Вышла в коридор, отошла к окошечку, стою, плачу, что никуда меня не берут. Подходит ко мне Марина Николаевна Кузнецова, секретарь биофака: «Ты чего, девочка, плачешь?» - Я вот хотела стать геологом, ездить в путешествия, везде ходить, а меня не берут. А она: «Не плачь, поступай на биофак», меня приняли, все сдала на пятерки, набрала 20 баллов. Прихожу на зачисление с результатами экзаменов, меня спрашивают: сколько баллов? Я говорю – 20, а они: «Да у нас нет с 20 баллами», побежали, засуетились. Оказалось, у меня за сочинение балл снижен. Но все равно прошла.
Я ни с кем на биофаке не была знакома, но нас сразу отправили в колхоз, там и сложились все компании, этими компаниями потом и по кафедрам распределились. На биофаке учились одни девчонки, может пара парней у нас было на курсе. Пока мы учились, геофак в университете расформировали, перевели в горный институт и к нам добавили оттуда человек 5 парней, которые там не слишком успевали. Мы были такие счастливые – парни появились. Парни оказались все хорошие: Матюхин, Полымский, стали потом зоологами.
Большинство биофаковцев вспоминают учебу, как самое интересное и счастливое время. Для вас это так?
Не совсем. В первом семестре стали нам читать анатомию растений. Мне это было так неинтересно, это какой-то ужас. Я слушать не хотела про все эти клетки, сидела и думала: «Ничего, продержусь здесь немножко и пойду куда-нибудь работать». Так продолжалось полгода, пока я не стала сдавать экзамены за семестр. И вот когда у меня все разложилось в голове по полочкам, стало интересно. И я стала с удовольствием учиться. А до этого испытывала абсолютное равнодушие.
В студенческие годы вы побывали на целине и вспоминаете это как одно из самых ярких впечатлений в жизни. Почему?
Это был 1957 г., после 2 курса. Объявили, что надо ехать на целину. А у всех ребят, у кого были какие-то деньги в семье, уже были путевки, у кого на Кавказ, у кого в Молдавию, еще куда-то. А у меня денег не было, как всегда. Поэтому решила – съезжу, посмотрю, что за целина такая. С курса записались я и Валя Куклина, у которой тоже не было денег. Остальных потом набрали уже из-под палки, грозили всякими неприятностями, если не поедут.
Туда мы ехали в вагонах-теплушках с нарами. Обратно - как цари - в купейных вагонах. Уже было холодно, уезжали в июне, вернулись в октябре. Работа там была чудесная, мы в основном зерно на току перелопачивали, чтобы не горело. Еще работали на прополке. Жили в огромной землянке с крышей на уровне земли. Спали все вповалку. Нам дали наматрасники, наволочки, мы их набили сеном, так и спали. Змей там было – ужас! Однажды я даже спала на змее. Обслуживали целинников в основном немцы, не пленные, а ссыльные. Была там такая тетя Мета. Она пекла огромнейшие симпатичные хлеба. Такие вкусные! Пышные! Его сожмешь, а он разжимается сам. Я на этом хлебе и молоке раздалась так, что вернувшись могла влезть только в телогрейку.
Хлеб, молоко, свежий воздух, песни у костра. У нас там даже патефон был, под него вставали по утрам. Несколько раз нас вывозили в Абакан, ближайший райцентр, мы там книжки и пластинки покупали. Настолько это все было весело, настолько мы там сдружились, что потом много лет мы - «целинники» собирались, отмечали день геолога. У меня и медаль «За освоение целины» есть.
Расскажите, пожалуйста, как вы пришли работать в институт?
Диплом я делала под руководством Павла Васильевича Лебедева, он тогда был деканом биофака. Мы делали работу по испытанию кормовых травосмесей, где-то в Пышме было хозяйство, делянки и мы там смотрели, у каких травосмесей лучше урожайность. На защите диплома Павел Васильевич сказал: «Еще бы годик и можно было бы вашу работу на кандидатскую подать», но на кафедре мест не было. Я уже собрала кучу пластинок и книг, чтобы ехать преподавать, куда распределят. Вдруг меня вызывают в деканат, а там стоит Павел Леонидович Горчаковский. Спрашивает: «Хотите работать в экспедиции?». Ну конечно хочу! Кто же не хочет, я рвалась всю жизнь. И меня направили в Институт. Прихожу я сюда в августе 1960-го года. А тогда Павел Леонидович и Евгения Алексеевна Шурова тяжело болели энцефалитом, едва живы остались. Так что в экспедицию мы тогда не поехали, а направили нас с Аллой Максимовной Волковой работать в гербарий под начало к Марии Михайловне Сторожевой. Нужно было оформлять гербарий УОЛЕ, который был в абсолютно плачевном состоянии. И вот мы сидели и до бесконечности ремонтировали этот гербарий: резали бумагу, что-то наклеивали, исправляли. Так прошло полгода, прошел год, и мне это страшно надоело. Ну что это такое - 5 лет учиться, чтобы резать бумагу? Определять нам ничего не давали.
И вот однажды приходит мужчина и говорит: «Знаете, я ищу девушку-ботаника, которая сможет ездить в экспедиции, работать с геологами». Я говорю: «Хорошо, у меня есть такие знакомые, я поспрашиваю.» Это был Андрей Григорьевич Жученко, он тогда создавал в Горном институте аэрогеологическую партию, чтобы использовать аэрофотоснимки для поиска месторождений. Вот он ушел, а я думаю: «Чего я здесь сижу с этими ножницами». Хоть я понятия не имела про аэрофотосъемку, но стало интересно. И вот я предприняла обман: сказала Павлу Леонидовичу, что выхожу замуж и уезжаю на Кавказ. Он не хотел меня отпускать, но я все равно удрала. Меня приняли в аэрогеологическую партию и направили в аэрогеологический трест, который был в Москве. Тогда всевозможные тресты формировались. Там 2 или 3 месяца я изучала их работу и методики. Научилась смотреть в стереоскоп, дешифрировать. Было тяжело, глаза уставали. Но гораздо интереснее, чем резать бумагу. И весной 1963 г. мы поехали по Уралу. Сначала на Южный Урал в район Сатки, потом в Долматово, потом еще куда-то на север. Многие ключевые участки объехали, собирали материал, делали описания. 
Потом объединяли полевые материалы и наблюдения с данными аэрофотосъемки. Так я проработала до марта 1964 г. и тут ставку геоботаника в аэрогеологической партии сократили. Мне объявили, что с апреля я свободна. А я не знаю, куда мне идти. И я пошла опять в институт, пала на жилетку Валентину Григорьевичу Оленеву, слёзы распустила. А он говорит: «Ставок нет, только если в аспирантуру». А мне-то какая разница? Можно и в аспирантуру. Так я в июне 1964 г. поступила в аспирантуру, а тему определили ту, по которой я работала в партии. «Использование ботанических методов при поисках месторождений редких элементов на Южном Урале». В районе Сатки был выбран участок – месторождение редких металлов: иттрий, индий, молибден. Где мы с Тамарой Фамелис все лето, 4 месяца, жили в кибитке, ходили на площадки, собирали материал на диссертацию.
Тема вашей диссертации звучит очень многообещающе. Почему после защиты вы перешли на другую тематику?
Тогда эта тема активно развивалась. Но, судя по всему, работы по ней большей частью были засекречены. Когда у меня уже были готовы диссертация и автореферат, они должны были пройти через литотдел, там все прошерстили и сказали, что мы не можем это опубликовать, поскольку тематика закрытая. Уже не помню, как я вышла из этого положения, но как-то мне всё подписали и я смогла защищаться. Когда диссертация была благополучно защищена, пришло предложение из института геологии и геохимии продолжить развивать тему на физиологическом уровне, заняться отслеживанием, как эти элементы циркулируют в организме. Но Павел Леонидович затопал ногами, что нет, никуда вы не пойдете, а будете заниматься совершенно другой темой. А эту работу прекращаем.
Я защитилась в 1968 г. И с 1968 г. я уже работала в институте, никуда больше не убегала. Всю мою жизнь получалось так, что меня не очень спрашивали, чем я хочу заниматься. Говорили: «Надо!», значит надо…
Горчаковский нас бросил на картирование. Занялись Красноуфимском, на который я и «подсела». Много лет мы туда ездили и много интересного узнали. Составлены 3 карты: современная, восстановленная и потенциальная (прогностическая) карта растительности для этого района. Составив современную карту, мы взялись за восстановление исторической картины, очень много работали в архивах, в частности, в музее Красноуфимска. А потом на основании этих карт строили прогноз, что будет дальше при разных уровнях нагрузки, когда в пустыню превратимся. За эту прогнозную карту Красноуфимского района мы даже получили медаль на ВДНХ.
Так дальше и пошло, институт уже не надоедал, я вошла в «картежные дела».
Наша работа – это постоянная оценка: что есть, что было, что оставим на будущее. «Три карты, три карты, три карты...». Очень много материала накоплено для изучения пространственно-временной динамики растительных сообществ. В Каменском и Красноуфимском районе построенные прогнозные карты сейчас уже оправдываются. Там, где 30 лет назад были даны заключения, что лесная растительность будет наступать, сейчас так и происходит.
Что изменилось в вашей работе с приходом ГИС?
Компьютеры в наш обиход вошли в конце 1980-х. ГИС-технологии – это такая прелесть, это «настоящее будущее». Первая карта, которую готовили уже в ГИС – это карта Оленьих ручьев, мы данные передавали геологам и они уже наносили их на картографическую основу. И сейчас у нас основная работа идет с базами данных, а не собственно с картами.
Что вы считаете главным достижением в своей работе?
Пожалуй, фитоэкологическую карту Свердловской области. Идея фитоэкологического районирования принадлежит Павлу Леонидовичу, а мы ее реализовали. Построили первую в России фитоэкологическую карту – для Свердловской области. На ней отражено соотношение коренных и нарушенных растительных сообществ. Например, в Каменском районе меньше 10% площади занято коренными сообществами – это очень высокая степень антропогенной трансформированности.
А есть такая карта для всей территории России?
Такого рода работы периодически публикуют в журнале «Региональная экология». Но пока такие карты есть только мелкомасштабные. Какого-то единого всероссийского проекта, в котором была бы объединена эта информация пока нет, а жаль.
9 сентября 2018 г.
Беседовала Н.О. Садыкова
Коллектив лаборатории биоразнообразия растительного мира и микобиоты.
Нина Николаевна Никонова пятьдесят восемь (!) лет трудится в нашей лаборатории – творит и приращивает научные знания о растительном покрове Урала. Придя в Институт экологии растений и животных в 1960 г. молоденькой девчонкой, выпускницей биофака УрГУ, она сразу с живым интересом и энтузиазмом окунулась в общественную жизнь, но главным ее устремлением была, все-таки, наука.
В 1964 г. поступила и в 1968 г. окончила аспирантуру, после окончания которой защитила диссертацию на тему, на удивление далекую от ее будущих исследований: «Использование ботанических методов при поисках месторождений редких элементов». Казалось бы, была широко открыта дверь к будущим достижениям в этой области. Но в это время в СССР разворачивались работы по картированию растительности и академик П.Л. Горчаковский приступил к исследованиям в этой области на территории Урала. Поэтому в лаборатории геоботаники была создана группа картографии растительности, возглавлять которую было поручено Н.Н. Никоновой.
В конце 60-х и в 70-х гг. Нина Николаевна участвовала в создании: «Карты растительности Европейской части СССР», Карты «Нечерноземная зона РСФСР», «Карты охраны растительности Нечерноземной зоны РСФСР». Нина Николаевна – соавтор «Карт растительности» в Атласах двух областей – Челябинской и Свердловской. В 70-е гг. она приступает в детальному и глубокому изучению флоро- и ценогенеза уникального природного явления – островной Красноуфимской лесостепи на юго-западных границах Свердловской области. Ею были созданы карты актуальной (современной) растительности, восстановленной и потенциальной растительности Красноуфимской лесостепи. Этот «тройственный» подход стал новым словом в геоботаническом картографировании. Нина Николаевна имеет медаль участника ВДНХ за цикл этих работ.
Еще один интерес Нины Николаевны, сформировавшийся в 80-е гг., – фитоэкологическое картографирование. Ею разработана теория и методология этого направления. Результатом исследований стали: «Фитоэкологическая карта Свердловской области», «Карта антропогенной трансформации растительности Каменского района Свердловской области». Сюда же можно отнести схему экологической дифференциации растительного покрова, выполненную для всей территории Урала. Эти работы были высоко оценены коллегами.
Согласно данным Музея ИЭРиЖ УрО РАН (гербарий SVER), на хранение ею передано почти 4000 гербарных образцов. Среди них такие редкие виды, как: ветреничка уральская, ясколка Крылова, подлесник уральский, остролодочник колосистый, цицербита уральская, ковыли перистый и сарептский и другие. Для многих из этих видов указанные местонахождения новые в пределах области и всей Уральской горной страны.
Нина Николаевна и в настоящее время активно работает: участвует в работе научных конференций, школ и семинаров. За последнее десятилетие ею выпущено 38 статей в журналах и сборниках. В целом за годы научного творчества опубликовано 155 работ. И каждая их них – результат полета творческой мысли, концентрат новых идей и перспективных направлений.
А сколько Нина Николаевна написала отзывов на диссертации молодых ученых, соискателей, отзывов и рецензий на статьи и монографии коллег! Скольким начинающим ботаникам дала «путевку в жизнь», скольким помогла советом, делом, умным наставлением!
Многие десятилетия жизнь и развитие отечественной геоботанической мысли невозможны без участия Нины Николаевны. Она всегда на передовой научных исследований и всегда открыта к взаимному сотрудничеству.
Нина Николаевна имеет звание «Ветеран труда», неоднократно награждена Почетными грамотами РАН и Уральского отделения РАН.
Мы ценим, любим и уважаем дорогую Нину Николаевну – элегантную женщину, доброжелательную, требовательную и ответственную коллегу, обладательницу сильного характера и нежнейшей души.
Морозова Л.М.
Нина Николаевна – очень важный человек в моей жизни. Мы познакомились в июне далекого 1973 г. Она – кандидат биологических наук, старший научный сотрудник лаборатории экологии растений и геоботаники, веселая, симпатичная, очень простая в общении женщина 34 лет. Я – студентка вечернего отделения биофака, 21 год отроду, с несформировавшимися интересами в области биологии. Нужно сказать, что в полевом геоботаническом отряде, которым руководила Нина Николаевна, и в который мне посчастливилось попасть, работали такие замечательные и интересные люди, как Галина Владимировна Троценко, Евгения Алексеевна Шурова, Михаил Иванович Шарафутдинов, Валентина Николаевна Зуева. Кроме того, присутствовали, на правах родственников, художник Валерий Зуев и чудный фокстерьер Джин. Это был дружный и веселый коллектив, работать с ними было мне в радость!
Меня обучали уму-разуму и работе практически все члены отряда, но именно Нина Николаевна ввела меня в мир геоботаники, научила работать и формулировать мысли. Меня очень тронуло, что она поверила в меня, доверив работу по подготовке отчета после первого же полевого сезона. Для меня это доверие было очень важно'. Думаю, что именно это обстоятельство укрепило мой интерес к геоботанике.
45 лет, как один миг, пролетели со дня моего знакомства с Ниной Николаевной! За эти годы она не раз помогла мне советом и делом. Я очень благодарна судьбе за тот счастливый случай, что привел меня к нашему знакомству. Здоровья Вам, Нина Николаевна, любви близких, бодрости духа и долголетия!!!
Веселкин Д.В.
Про любопытство и важность поддержки
Для меня самое выдающееся в характере Нины Николаевны – оптимизм и доброжелательность.
Нина Николаевна – старейший сотрудник лаборатории экологии биоразнообразия растительного мира и микобиты. Иногда бывает, что с возрастом у человека усиливаются пессимистические компоненты характера. Но к Нине Николаевне это не относится, она сохраняет живое любопытство ко всему, происходящему в лаборатории, всегда искренне интересуется работами, местами поездок, результатами коллег. Доброжелательная заинтересованность – очень большая эмоциональная поддержка для нас. Возрастной скепсис, выражающийся в позиции «Вот раньше было лучше …», «Вот в наше время …», «Куда катимся …?» ей совершенно не свойственен. Ее отношение к прошлому очень конструктивно: она обращается к нему или для того, чтобы запланировать / выполнить оценку динамики сообществ, сделать анализ восстановленной растительности и тому подобное; или для того, чтобы поднять настроение коллегам, рассказав какой-нибудь забавный случай. Часто в беседах с Ниной Николаевной возникают новые идеи для работы молодых и не только молодых сотрудников. Конечно, не всегда ее предложения немедленно реализуются, а многие, наверное, и не будут реализованы, так как граничат с фантазией, а не с научными гипотезами. Но некоторые реально разрабатываемые в лаборатории вопросы, – это следствие таких вот фантазий или мечтаний НН.
Нина Николаевна повлияла и на мое профессиональное становление, не будучи ни моим научным руководителем, ни начальником. Дело было в 2000 г., когда я только что защитил кандидатскую диссертацию. Диссертация была по довольно специальной теме – по морфологии корней и эктомикориз хвойных. На банкете по случаю утверждения защиты Нина Николаевна подарила мне книгу Б.М.Миркина «Современная наука о растительности», сопроводив подарок примерно такими словами: «Ну, с микоризой ты разобрался, пора заняться исследованием стоящих вещей, становись ботаником». В какой-то степени эти слова оказались пророческими. После прочтения книги я действительно постепенно стал иначе смотреть на свои объекты и по-другому думать о растениях и их экологии. В результате, теперь в сферу моих интересов входят и некоторые очень ботанические вопросы. Сложно сказать, какую роль здесь сыграла подаренная Ниной Николаевной книга, но ее живой интерес к моим делам, проектам, намерениям всегда меня поддерживал.
Желаю Нине Николаевне бодрости духа, конечно же, многократно, здоровья!
Шиятов С.Г.
Дорогая Нина Николаевна!
Мне посчастливилось длительное время работать, общаться и обсуждать научные проблемы в Вами. Я часто вспоминаю наши совместные полевые работы и благодарю Вас за те знания о растительности, которые я от Вас получил. Жаль, что мы уже не сможем принять участие в совместных экспедициях.
Сердечно поздравляю Вас, замечательную и уважаемую женщину, с 80-летним юбилеем и желаю Вам всего самого лучшего - крепкого здоровья, семейного благополучия и успехов в изучении растительности Урала. Надеюсь, что Вы продолжите активную жизнь в науке. Надеюсь на скорую встречу с Вами.
Ерохина О.В.
Вот уже 30 лет моя жизнь тесно переплетается с жизнью Нины Николаевны Никоновой. Она для меня воплощение научного работника. У нее пытливый аналитический ум, широчайший профессиональный кругозор, смелость в выдвижении новых идей, строжайший подход к выбору обоснований и доказательств. Ей по плечу решение задач любого масштаба: от исследования частных вопросов состояния растительности памятника природы до участия в построении карты растительности нашей страны. Ей интересно все: от флорогенеза и ценогенеза до эволюции пойменных экосистем. При этом она – элегантная женщина, чуткая и доброжелательная, с сильным характером и отзывчивой душой!
Желаю Вам, Нина Николаевна, здоровья , бодрости и новых идей!
